Известная советская фигуристка выступала в паре с Олегом Протопоповым, вместе с ним она в 1979 году не вернулась с гастролей Ленинградского балета на льду, проходивших в Швейцарии. С тех пор биография Людмилы Белоусовой была связана с этой страной, гражданство которой они получили лишь спустя шестнадцать лет.

В сентябре прошлого года стало известно о том, что фигуристка умерла на восемьдесят втором году жизни. Подробностей о причине смерти Людмилы Белоусовой не сообщалось, а узнать о них было довольно проблематично - связаться с мужем фигуристки Олегом Протопоповым было сложно, поскольку мобильного телефона у него не было, а по электронной почте он не отвечал.

Позже стало известно, что за два года перед смертью у Людмилы Евгеньевны обнаружили рак, от которого она лечилась в Швейцарии, скорее всего, от этой болезни она и умерла.

С фигурным катанием была связана вся биография Людмилы Белоусовой, но начала кататься она, правда, по современным меркам, поздно - в шестнадцать лет. Сначала занималась в детской группе, когда перешла в старшую, уже каталась с Кириллом Гуляевым, а после того, как он ушел из спорта, выступала как одиночница.

Вскоре фигуристка познакомилась с Олегом Протопоповым, ставшим частью не только спортивной, но и личной жизни Людмилы Белоусовой. Когда они делали первые шаги в совместном катании, Людмила была студенткой института инженеров железнодорожного транспорта, а Протопопов служил на Балтфлоте. Чтобы быть вместе с Олегом, Людмила перевелась в Ленинградский институт, и они начали тренироваться и выступать вместе.

Мужем Людмилы Белоусовой Олег Протопопов стал в 1957 году, и с тех пор они больше не расставались.

Через год после свадьбы пара вышла на международный уровень, а спустя четыре года они стали серебряными чемпионами на чемпионате мира.

Нужно отметить, что большинство своих программ Белоусова и Протопопов ставили самостоятельно, что не мешало им занимать высокие места на соревнования разного уровня - на счету этой уникальной пары шесть золотых медалей чемпионатов СССР, четыре - европейских и мировых чемпионатов, золотые олимпийские награды за выступления в Инсбруке и Гренобле.

Триумф пары длился до начала семидесятых, а когда их стали теснить более молодые спортсмены, решили уйти из большого спорта и начали выступать в Ленинградском балете.

В составе балетной группы в 1979 году они приехали на гастроли в Швейцарию и попросили там политического убежища. У именитых фигуристов накопилось много обид - из гонораров за выступления у них отбирали почти всю сумму, оставляя титулованным Белоусовой и Протопопову лишь ничтожную часть, любыми способами давали понять, что в СССР в них никто не нуждается.

У Людмилы Евгеньевны и Олега Алексеевича все чаще появлялись мысли о своей ненужности на родине, и они посчитали, что за рубежом их талант оценят по достоинству. Наказанием за отъезд из СССР для Белоусовой стало лишение ее титула «Заслуженного мастера спорта», кроме того, имена Белоусовой и Протопопова были вычеркнуты из летописи фигурного катания.

Они получили швейцарское гражданство, продолжали выступать, участвовать в ледовых шоу, а на родину приехали только спустя почти двадцать лет после своего отъезда.

Начиная с 2003 года, Белоусова и Протопопов периодически посещали Россию, приезжали на Олимпийские игры в Сочи.

Всю жизнь они прожили вдвоем - из-за того, что фигуристка боялась потерять спортивную форму, не появились на свет дети Людмилы Белоусовой. Последнее время Белоусова и Протопопов жили в Швейцарии, где проходила лечение Людмила Евгеньевна, а когда ее не стало, муж Людмилы Белоусовой решил хранить урну с ее прахом у себя дома. До бриллиантовой свадьбы фигуристка не дожила всего несколько месяцев.

Людмила Белоусова, Олег Протопопов: Нас прятали в швейцарских отелях

В «Раздевалке» побывали олимпийские чемпионы 1964 и 1968 годов в парном катании Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Мы встретились в Лозанне на чемпионате Европы по фигурному катанию, завершившемся в минувшие выходные. Знаменитые спортсмены приехали сюда из деревушки Гринденвальд, где живут более двадцати лет. Арендуют квартиру в маленьком шале с войлочными вишнями в саду. Здесь они тренируются. Но не только для себя: Белоусова и Протопопов, несмотря на солидный возраст, по-прежнему участвуют в ледовых шоу.

Они эмигрировали в Швейцарию в 1979 году, не пожелав мириться с невостребованностью своего таланта на родине. Их имена были вычеркнуты из справочной литературы. А с них, собственно, и началось парное катание. Они высоко подняли планку, которая и сегодня не преодолена. Нет, не по элементам — по красоте катания, чистоте линий, любовному диалогу мужчины и женщины на льду.

Людмила, москвичка, инструктор юных фигуристов в парке имени Дзержинского в Марьиной роще, и Олег, моряк Балтийского флота из Ленинграда, познакомились в 1954 году на третьеразрядном семинаре по фигурному катанию в Москве. И вскоре встали в пару. А поженились спустя три года.

ЛИСИЙ ВОРОТНИК

Людмила Белоусова : — У меня был мальчик в Москве. Но когда я переехала в Ленинград и мы стали кататься, больше узнала Олега и, естественно, начала сравнивать. И поняла, что моя жизнь немыслима без фигурного катания, поэтому мы становились все ближе и ближе друг к другу. Олег был свободен. Он еще служил во флоте, и мы имели возможность тренироваться только тогда, когда его отпускали с корабля. В 1956 году он демобилизовался.

Олег ухаживал за мной трогательно. Даже один раз воротник оторвал. Мы гуляли, на мне было пальто с лисьим воротником. Пошли на детскую горочку покататься, я поехала вниз, а Олег испугался, схватил меня за ворот. И лиса осталась у него в руках.

Когда мы поженились, у Олега, недавно вернувшегося со службы, ничего не было, кроме бушлата и бескозырки. К счастью, его мама, когда он уходил на флот, сохранила его комнату — 9,8 квадратных метра в коммуналке. Там мы и обосновались.

Олег Протопопов: — Нашими соседями были милиционер с женой Дорой и двумя детьми: Сашей и Верой. Вот ребята гуляют во дворе, а мать им кричит: «Сашка, Верка, иди, перденься (переоденься. — Прим. авт .), кому говорю, перденься». Они чистили зубы одной щеткой вчетвером. Так мы прожили довольно долго, и только после того, как в 1964 году выиграли Олимпийские игры, нам дали однокомнатную квартиру.

Л.Б.: — В первые годы нашей совместной жизни, когда нас одолевало хроническое безденежье, я, студентка института железнодорожного транспорта, частенько таскала мужа в свою студенческую столовку. Мы брали меню и, закрыв названия блюд, выбирали самые дешевые. Но что хорошо было: на столе всегда стояли хлеб и горчица, которыми можно было насытиться.

«САРАФАННОЕ РАДИО»

— Нас упрекали в излишней театральности, — продолжают Белоусова и Протопопов. — В 1972 году было принято решение не посылать нас на Олимпийские игры в Саппоро. Через шестнадцать лет в «Собеседнике» Уланов признался, что уже за два года до той Олимпиады им с Родниной были запланированы олимпийские золотые медали. И поэтому в 1970 году на чемпионате Союза, когда мы обыграли их в обязательной программе, а Роднина с Улановым были на восьмом месте, все всполошились. И на следующий день наши соперники стали первыми, а мы четвертыми. А ведь до этого у нас был разрыв в 13 баллов! Нам только на пузе надо было кататься. И если бы нам поставили даже средние баллы, мы все равно должны были выиграть. Попросту дали «зеленый свет» атлетическому стилю, создав в парном катании монополию. Хотя борьба двух стилей, направлений дала бы, убеждены, нечто большее, выдающееся.

В 1973 году мы перешли в Ленинградский балет на льду. В ЦК нам говорили, что мы артисты, а в балете, что спортсмены. Семь месяцев ходили мы туда и обратно, к секретарю по культуре Кругловой, а потом — к Фурцевой, а та звонила Кругловой, чтобы нас приняли...

Шесть лет мы проработали в балете инкогнито. Наших фамилий не было ни в афишах, ни в программках, разве что во вкладышах к ним. Но их хватало буквально на два города. А гастролировали мы часто: в Караганде, Запорожье, Челябинске. Но наши поклонники всегда знали, что мы будем выступать, и по «сарафанному», как мы называли, радио это друг другу передавали.

Мы говорили: «Давайте сделаем классический балет на льду». «А что, — интересовались они, — Протопопов заставит нас работать в десять раз больше?» Резонно. Протопопов бы выжал то, что надо! В общем, это было бесполезно. Но все-таки мы попытались научить классике полтруппы, уверяли: «Ребята, кто хочет заниматься, мы поможем. Но чтобы не пить, не курить. Увидим кого с сигаретой — выгоним». Короче, человек двадцать набралось, приходили, учились. И, видимо, какое-то влияние мы стали на них оказывать, потому что однажды репетиции отменили. А почему? Потому что, мол, артисты утром устают, а вечером плохо катаются. Но ведь мы были старше. А как же балетные тренировки: класс — четыре часа? Это наша профессия. Нет! И отменили.

В одном из документов, направленных в отдел культуры обкома партии было сказано, что мы стоим поперек дороги Ленинградского балета, наносим ему вред. Дело в том, что наш репертуар не вписывался в репертуар балета. У нас были свои костюмы, постановки, хореография. Мы были полностью независимыми, и это, безусловно, ущемляло тех, кто хотел нами управлять. Мы исполняли «Умирающего лебедя» Сен-Санса, «Лунную сонату» Бетховена, а эти номера объявляли спортивными. А те постановки намного опередили время. Баюл танцевала «Умирающего лебедя», а мы за двадцать лет до нее это сделали. Мишкутенок с Дмитриевым исполнили «Грезы любви». Многие прошлись по нашему репертуару, в том числе и, царство ему небесное, Гриньков, они с Гордеевой тоже однажды «Грезы...» взяли.

ЛАМПОЧКА ИЛИ СОЛНЦЕ?

За год до побега Белоусовой и Протопопова их квартиру в Ленинграде обворовали, украли все медали. Им позвонили в Москву, разыскав их у журналиста Аркадия Галинского. Звонил начальник Ленинградского угрозыска. Примерно такой диалог получился: «Я нахожусь в вашей квартире. Что у вас там было?» «А что, уже ничего нет? — спрашивают фигуристы. — Вы, наверное, по красному телефону звоните? Скажите, справа на полочке стоит пластинка?» «Да, стоит». «Вот и хорошо, музыка есть, коньки с нами, значит, все будет…»

Они и из страны умчались без каких-либо ценностей. В одном из интервью Чайковская сравнила их с лампочкой на голом проводе, которую приняли за солнце. Это об их квартире. Когда ее вскрыли, то кроме лампочки, болтавшейся на шнуре, ничего не обнаружили: всю обстановку они отдали родственникам Людмилы, остальное раздарили.

— У вас были подготовлены отступные пути?

Л.Б.: — Абсолютно нет. Нас пригласил швейцарский импресарио, сперва мы выступали в Германии, а последние гастроли были в Швейцарии. И уже здесь мы решили: «Все, хватит!» Нам сразу же предоставили политическое убежище, точнее через две недели после того, как выпустили на волю. Нас же в первые дни по гостиницам прятали от кагэбэшников. Даже не знаем, в каких отелях мы жили. Нас перевозили из города в город за счет государства. Потом, когда нас «открыли», то подписали разрешение на местожительство.

— Почему вы выбрали Гринденвальд?

О.П.: — Нам нужно было тренироваться, а кататься было негде. Наши друзья начали обзванивать все катки, спрашивать, где в Швейцарии есть лед в сентябре. Оказалось, что только в Гринденвальде имеется — с июня до Пасхи, а в других местах лед только в октябре заливают. То место, где нашелся кусочек льда, и стало нашим домом. Мы устроились в комнатке гостиницы, которую содержали наши знакомые фигуристы. И очень быстро уехали по контракту в американское шоу «Айс Коппейс».

ВЕРНОСТЬ ПОИСКУ

— Как вы отнеслись к тому, что ваши имена тотчас вычеркнули из всяческих справочников, они и поныне там отсутствуют?

О.П.: — Нормально, мы ведь стали врагами народа. Семь лет назад, когда в Питере праздновали столетие отечественного фигурного катания, нас вроде бы приглашали туда, прислав буклет, где говорилось, что история парного катания началась с Жука, а сразу за ним упоминалась Роднина. Правда, единственное, что там было — наша фотография, старая-престарая, поцарапанная вся, ее даже не могли заретушировать. И просто наши фамилии, набранные мелким шрифтом. Но мы не обижаемся. Нечего было родину предавать.

Журналист Башкатов из Киева, претендовавший на роль летописца нашего вида спорта, написал книжку «Верность поиску». А нас охарактеризовал так, что можно было только догадаться, что это мы: «После того как Станислав и Нина Жук закончили свою карьеру, на их место пришла другая пара, которая занимала высокие места на Олимпийских играх и мировых первенствах, но в общем-то они выбрали удобный момент и по-воровски убежали из Советского Союза, не пожелав работать тренерами. И сгинули в мире частной собственности. И хватит о них!» И такая фраза была: «Всем надоели эти элегические па. Им стало тесно рядом с бреющим полетом». То есть это был намек на нашу программу «Размышления» Массне. Кроме того, автор упражнялся в графомании что ли, постоянно употребляя словосочетания типа: пластическое фигурное катание, пластическое вдохновение и так далее. В книге из двухсот страниц он сто четыре раза употребил слово «пластический», поэтому я в ответ сочинил четырехстишие, которое вынес бы в эпиграф:

Когда читаешь «Верность поиску»,

Свербит навязчивый вопрос:

Не есть ли это сочинение

Сплошной пластический понос?

— Вы могли бы уехать раньше?

О.П.: — В 1973 году Дик Баттон пригласил нас на Кубок мира среди профессионалов. За победу нам выдали четыре миллиона японских иен, что равнялось пятнадцати тысячам американских долларов. Но на пять тысяч мы купили эластик для балета, потому что артисты в кордебалете катались с дырками на штанах между ног. Мы привезли пятьдесят метров черного эластика и пятьдесят розового. Я думаю, что они потом еще долго в этих штанах катались, перекраивая их. Но для того чтобы отдать им эту ткань, нам пришлось преодолеть массу препятствий, идти в обком и просить о том, чтобы они приняли и отдали балету этот сувенир. Нам отвечали: «Мы от частных лиц подарков не принимаем, мы государственная организация». А умные люди сказали нам: «Зачем вам это надо было? Взяли бы пятнадцать тысяч и свалили бы сразу». Но тогда у нас и помыслов об отъезде не было.

Гастроли нам предлагали многократно. Владелец ревю «Холидей он айс» Морис Чалп предлагал пять тысяч долларов в неделю, никто из фигуристов столько не получал. Он приходил в Министерство культуры, спорткомитет и убеждал чиновников, что за месяц выступлений мы заработаем и привезем в СССР двадцать тысяч. Потом недоумевал: «Вы что, идиоты, отказываться от таких денег?» Но нас не отпускали. Помню, на соревнованиях в Колорадо он зазвал нас к себе в гостиничный номер, где стол ломился от яств, там были черная и красная икра, коньяк и прочее. Чалп полагал, что «расколет» нас. Мы проговорили, наверное, часа три. Я никак не мог втолковать ему: «Вы знаете, мы советские люди и не имеем права решать частные вопросы, мы можем решать их только коллективом».

Причем это была наша искренняя позиция. Мы были большими патриотами.

— Как все-таки развеялись ваши патриотические идеи?

О.П.: — Видите ли, когда вам постоянно капают на мозги, вы копите определенную информацию и приходите к неизбежным выводам. Нас вызывали на показательные выступления за границу. Звоним в обком с тем, чтобы получить разрешение на выезд. Нам говорят: «Позвоните, пожалуйста, через три дня. Товарищ Журавлева еще не приехала». Врут! Потом опять: «Ой, вы знаете, она вышла. А товарищ Скворцов уехал в Москву». Я эти ответы на магнитофонную пленку записывал. И, в конце концов, целая пленка набралась. Прослушав ее, мы поняли, что с нами играют и что, оказывается, никто не может решить этот вопрос. А формулировки типа «обком не против вашего выезда за рубеж, но только с коллективом» нас не устраивали. Проанализировав все это, мы пришли к мнению, что нам невозможно противостоять власти, она все равно нас задушит. И потом мы были уже в возрасте: мне исполнилось 47, а Людмиле — 44. По театральным меркам нас давным-давно, в 38 лет, могли отправить на балетную пенсию, собрав худсовет из всех этих бездарей — фигуристов с «улицы», которые ничего не сделали для фигурного катания, но входили в руководство.

Но если бы мы имели партбилеты, с нами бы уже так не разговаривали, поэтому мы подали заявление в партию. Секретарем нашей парторганизации был Александр Яковлев, тезка и однофамилец идеолога перестроечных времен. Прошло два года — никакого ответа. Спрашиваем: «Саша, как дела?» Он мнется: «Вам никто рекомендации не дал». Как же так?! Нам дали рекомендации Тамара Николаевна Москвина, Петр Тимофеевич Толстихин (ныне директор спортивно-концертного комплекса Санкт-Петербурга) и одна виолончелистка из балета. Но Яковлев настаивал: «Ничего не могу сделать. Идите в райком».

Пришли в райком к некоей Бариновой. Говорим, так-то и так-то, два года ждем. Она произнесла: «Да, но у нас есть люди не менее достойные, чем вы. В первую очередь мы принимаем рабочий класс». И тогда мы убедились, что все кончено, и любым способом надо покинуть страну. Нас бы никогда никуда не выпустили. А мы хотели кататься.

— Вам не хочется побывать в России, посмотреть, что у нас происходит?

О.П.: — Посмотреть — нет, потому что мы в курсе всех российских событий, «ловим» ОРТ по спутниковой связи и каждый день смотрим новости, в частности, программу «Время». А вот если нам предложат выступить, мы с удовольствием приедем. Мы еще можем удивить всех своими номерами, хотя мне на будущий год исполнится 70.

— Кто должен вас пригласить?

О.П.: — Наверное, руководители Национальной федерации фигурного катания.

— А может, не только они? Вы личности мирового масштаба. Таким наследием должны гордиться и первые лица государства. Пригласил же экс-президент России на родину Солженицына, Вишневскую и Ростроповича.

Л.Б.: — Ростропович — другой уровень. Думаю, нынешний Президент может пригласить Олега в качестве двойника. Многие отмечают, что двадцать лет назад Олег был вылитый Путин. Он и сейчас на него очень похож.

НАША СПРАВКА

Людмила Белоусова. Родилась 22 ноября 1935 г. в Ульяновске. Выступала за спортобщество «Локомотив» (Ленинград).

Олег Протопопов. Родился 16 июля 1932 г. в Ленинграде. Выступал за спортобщество «Локомотив» (Ленинград).

Белоусова и Протопопов катаются вместе с 1954 г. Чемпионы Олимпийских игр 1964, 1968 гг., чемпионы мира и Европы 1965 — 1968 гг. Награждены двумя орденами Трудового Красного Знамени. В 1979 г. эмигрировали в Швейцарию. Живут в Гринденвальде. С 1995 г. имеют швейцарское гражданство.

И на примерах показывает, какую роль может играть хрупкая женщина в жизни сильного мужчины, и что она получает взамен, приходя к выводу, что случившееся - это прежде всего человеческая трагедия, разрыв по живому.

Далеко не всегда уход человека из жизни заставляет размышлять, выстраивать в мыслях запоздалую ретроспективу, вспоминать какие-то события и заново переосмысливать их. А вот сейчас не идет из головы: не стало Людмилы Белоусовой. Милы… Так всегда называли ее те, кто катался рядом, так она представилась и мне, когда мы познакомились с ней в 1995-м на чемпионате Европы по фигурному катанию в Дортмунде. Тогда это даже не казалось противоестественным: Белоусовой не было и шестидесяти, выглядела она на добрых два десятка лет моложе и оставила впечатление необыкновенно скромной, очень доброжелательной и в то же самое время слегка застенчивой женщины-ребенка. Возможно, это впечатление сложилось потому, что говорил в том интервью только Олег. Олег Алексеевич Протопопов.

В отличие от супруги, он не только не испытывал дискомфорта при подчеркнуто почтительном к себе обращении, но и сам постоянно давал понять, что не считает и никогда не считал себя обычным фигуристом.

Я просто знаю себе цену, - резковато заметил он, рассказывая о том, как договаривался о гонораре с представителями одного из известных американских шоу, наотрез отказавшись от первоначально предложенных условий и тут же получив гораздо более выгодное предложение.

Меня тогда, признаться, покоробила его фраза: "Знаю, что русские согласились бы кататься и за пятьсот долларов, но мы, увы, не русские".

Не думаю, что это был эпатаж. Скорее, наоборот: совершенно привычная манера поведения. Еще когда Мила и Олег катались в России и много лет входили в сборную страны, один из известных фигуристов того времени заметил, что Протопопову всегда требовалась свита. Она всегда у него и была: кто-то носил камеру, кто-то решал бытовые вопросы, а кто-то просто восхищался кумиром, благо кумир всячески это поощрял.

Тогда мне казалось, что на характер Протопопова наложила слишком большой отпечаток вынужденная эмиграция в 1979-м, из-за чего Людмила и Олег на многие годы оказались вдвоем против всего остального мира. Но по мере того, как продолжалось наше знакомство, начинала понимать: Протопопов был таким всегда. Непримиримым, бескомпромиссным, стопроцентно уверенным в собственной правоте и собственном превосходстве, чем бы ни занимался. А Мила - она просто ему служила. Преданно, ежеминутно, всепоглощающе. Такие союзы, как принято говорить, складываются на небесах. И даже со смертью одного из супругов не могут быть разрушены.

Тот самый первый наш разговор долго сидел у меня в памяти. Протопопов безапелляционно рассказывал мне о своих планах подготовиться к Олимпийским играм в Нагано и выступить на них. За час с небольшим, что мы разговаривали, а точнее пикировались с Олегом (слишком уж абсурдно звучало все то, о чем он говорил), Мила не произнесла ни слова. Просто кивала в такт каким-то словам и фразам мужа.

Много лет спустя я осознала, что совершила тогда грандиозную ошибку: не поняла, что мне открылась дверка, позволяющая заглянуть в чужую и достаточно уединенную жизнь, понять, кто они такие - эти легендарные фигуристы. Это не предполагало ни оценок, ни обсуждений, ни попыток подогнать услышанное под те или иные стереотипы. Понадобилось, чтобы прошло время, прежде чем пришло понимание: Мила и Олег просто были другими. Не такими, как все. Хотя правильнее, наверное, здесь будет иная формулировка: такими, как все, они не были никогда.

И всегда эти двое были единым целым. Наверное, поэтому, даже сейчас, когда Милы не стало, по-прежнему невозможно говорить о ней в отрыве от того единственного человека, кто более шестидесяти лет был рядом и по сути распоряжался всей ее жизнью.

Протопопову (а значит и Белоусовой тоже) было свойственно крайне эгоистичное отношение к собственной спортивной карьере. В свое время для меня стал большим откровением тот факт, что фигуристы долго работали с одним из самых выдающихся тренеров того периода Игорем Борисовичем Москвиным. Мила и Олег никогда об этом не упоминали, а сам Москвин никогда не был склонен афишировать собственное участие в их судьбе. На этот счет очень точно заметил однажды Алексей Мишин, сказав, что работа Москвина очень неправильно оценивалась прежде всего самим Олегом, который искренне полагал, что сам себя тренирует, и позволял себе достаточно оскорбительные для Игоря Борисовича высказывания.

Сам Москвин оценил свою работу несколько иначе.

Не могу похвастаться тем, что сделал эту пару, - сказал он мне однажды. - Мила и Олег сделали себя сами. Я же на определенном этапе просто развил их катание в нужном направлении.

Возможно, как раз это было главным: Белоусова и Протопопов со своим уникальным лирическим и воздушным стилем катания идеально вписались в картинку, которая на том этапе оказалась максимально востребованной. Мир еще не был готов ни к гротеску, который были готовы предложить Алексей Мишин и Тамара Москвина, ни к запредельной сложности, над которой сутками напролет размышлял еще не ставший великим Станислав Жук с Ириной Родниной и Алексеем Улановым. Мир просто хотел любви и красоты. И то и другое сделали своей визитной карточкой Белоусова и Протопопов.

Удивительно, но стержнем пары в тренировках всегда была тихая и бессловесная Мила. Именно она гасила все вспышки Олега в бесконечных спорах на льду, а дома просто превращалась в молчаливую фею - хранительницу очага и семьи.

Мила всегда поддерживала и меня тоже, - вспоминал Москвин. - Она была идеальной фигуристкой: легкая, красивая, ее не нужно было в чем-то убеждать, заставлять пробовать какие-то вещи. Она просто выслушивала задание и молча шла выполнять. Олегу, напротив, постоянно нужно было что-то доказывать.

Уехав из России в Швейцарию в 1979-м, Белоусова и Протопопов обрубили себе дорогу назад - в единственную страну, где тысячи людей, несмотря на опалу фигуристов, по-прежнему ими восхищались. В Швейцарии 43-летняя (на момент отъезда) Людмила и 47-летний Олег могли только продолжать кататься. Ничем другим они просто не заработали бы на дальнейшую жизнь.

Пока Мила и Олег у меня катались, мы были довольно дружны, - рассказывал Москвин. - Вместе ездили отдыхать, вместе жили на сборах в гостинице в Воскресенске, там Мила в своем номере постоянно готовила для всех блинчики на электрической плитке, которую постоянно возила с собой. Мы часто выбирались в лыжные походы, то есть отношения были гораздо более близкими, нежели служебные.

Потом, когда они уже ушли из спорта, я слышал, что у них был конфликт с руководством ледового балета, где они тогда катались. Но никогда не думал, что развязка может оказаться именно такой.

В Ленинграде они жили неподалеку от нас с Тамарой, и я, честно признаться, был тронут, когда получил по почте толстенный конверт с фотографиями. Туда же было вложено письмо: "Дорогие Игорь и Тамара! Не поминайте лихом. Надеемся - до встречи".

Там были собраны все фотографии, где мы с Протопоповыми были запечатлены вместе или в одной компании. То есть они не хотели, чтобы их отъезд создал хоть какие-то сложности тем людям, кто их знал и с кем они на том или ином жизненном этапе были близки.

Много лет спустя я спросила Москвина, какие чувства у него вызывает тот факт, что бывшие ученики, которым уже за 70, продолжают выходить на лед перед публикой.

Если человек действительно это любит, почему нет? - спокойно ответил тренер. - Возьмите меня. Если бы я сейчас вдруг вздумал вспомнить молодость и снова начал ходить на яхте, кто мог бы меня осудить за это? Что касается Протопоповых, я испытываю определенное уважение к тому, что люди настолько преданы фигурному катанию. В каком-то смысле они напоминают мне математика, который доказал гипотезу Пуанкаре, но отказался от крупной премии. Не поехал ее получать лишь по той причине, что пожалел тратить время на поездку, отвлекаясь от своей работы. Олег в этом отношении - нормальный человек. Он всегда с удовольствием принимал все, что ему положено. Но любил фигурное катание как никто другой. У них с Милой было прекрасное скольжение, хотя дело даже не в этом. А в том, что это скольжение было осмысленным. Наполненным. В том числе и технически. Это большая редкость.

Сама я видела Белоусову и Протопопова на льду лишь однажды - на чемпионате Европы-1996 в Софии. На протяжении предыдущего года фигуристы пару раз выступали в благотворительных шоу, а в Софию организаторы соревнований пригласили Протопоповых не только в качестве почетных гостей, но и с тем, чтобы легендарные фигуристы приняли участие в церемонии открытия соревнований. Тренировались Олег и Мила по ночам: дневной лед был отдан участникам, а поздно вечером начинались репетиции открытия.

И именно к ночи трибуны активно заполнялись зрителями.

Первое мое впечатление от катания Белоусовой и Протопопова было сильным. Ни прыжков, ни поддержек, ни выбросов двукратные олимпийские чемпионы не делали, да, наверное, и не могли. Но со льда веяло какой-то особой магией абсолютного единства движений, жестов, чувств. Коньки скользили по льду без единого шороха. При этом меня не покидало чувство, что это катание не предназначено для зрителей: оно было слишком интимным. Видимо, то же самое чувствовали трибуны, оцепеневшие в каком-то немом восхищении.

В Софию Белоусова и Протопопов приезжали бесплатно. Их выступлению на церемонии открытия организаторы отвели полторы минуты и чуть меньше половины катка (на остальной площади льда стояли участники праздничной массовки).

После я не раз жалела, что видела это. Протопопов вышел на лед в соломенного цвета парике (под софитами искусственные волосы казались рыжими), лицо было покрыто толстым слоем грима с нарисованным на нем румянцем, подведенными глазами и губами. Его партнерша была в коротеньком красном платьишке ("Мы до сих пор влезаем в костюмы, в которых катались в 1968 году") с красным бантиком в волосах.

Контраст с ночными тренировками был разителен: там, на льду, были Мастера, для которых кататься было так же естественно, как дышать. Здесь - двое немолодых людей, отчаянно, но тщетно пытающихся скрыть свой возраст. Эти попытки - нелепые, а главное, абсолютно ненужные - напрочь заслоняли катание пары и заставляли вспомнить высказывание выдающегося русского хореографа Игоря Моисеева: "Танцевать можно и в тридцать лет и в шестьдесят. Но в шестьдесят на это не надо смотреть".

Вспоминая все это сейчас, я снова прихожу все к тому же выводу: когда имеешь дело с уникальными личностями, вряд ли стоит подходить к ним с общепринятыми мерками. Мне было отчаянно жаль Милу, когда в 1997-м, получив возможность побеседовать с легендарной фигуристкой наедине во время чемпионата мира в Лозанне (Олега в тот день пригласили комментировать выступления спортивных пар) она рассказывала о своей жизни в Гриндельвальде.

- У вас есть какие-нибудь любимые женские дела, - спросила я ее тогда. Она пожала худенькими плечами:

Разве что кухня. Я много готовлю, все съедается, как правило, в тот же день. Раньше шила, теперь в этом нет необходимости. У нас есть небольшой огородик - три грядки. Одно время выращивали огурцы, теперь зелень. Просто так, для удовольствия. Еще есть три вишенки - сестра привезла из Москвы. Но ягоды постоянно склевывают птички. 12 лет жила приблудная кошка. Когда мы уезжали на гастроли, она даже плакала. А два года назад умерла. Похоронили мы ее прямо у дома, под елочкой.

- Какую крупную покупку вы сделали себе за последние годы?

Никаких. Мне ничего не нужно.

- А какой подарок в последний раз дарили мужу?

Мы не дарим друг другу подарки. Достаточно того, что друг у друга есть мы сами. Мне никогда в жизни даже не хотелось иметь детей. Если бы они у нас были, разве мы смогли бы кататься так долго?

Точно так же мне было жаль и Олега, который там же, в Лозанне рассказывал, как в 1982-м, когда фигуристы закончили кататься в известном американском шоу Ice Capades, они вместо покупки собственного жилья по обоюдному решению решили сделать фильм. О себе.

Все деньги (по словам Протопопова, около миллиона франков) были потрачены на покупку профессиональной аппаратуры, аренду катка, съемки. Осветительные установки были заказаны в Германии. Фильм (16 часов чистого катания без единого дубля) снимал 17-летний фигурист, родители которого в 1968-м перебрались в Швейцарию из Чехословакии. Костюмы к каждому из показательных номеров Людмила шила сама. На той самой, привезенной из Питера машинке.

Я пробовал монтировать пленку сам, сделал кассету продолжительностью 1 час 20 минут, - говорил Протопопов. - Все, кто видел, соглашаются, что работа в высшей степени профессиональная, а сам фильм уникален. Мы пытались обращаться в компании, которые занимаются производством кассет или телевизионных материалов такого рода, но все хотят получить фильм даром. Если найдутся состоятельные люди, способные по-настоящему оценить то, что у нас есть, возможно, я соглашусь продать пленку. Пока таких предложений нет.

Там же в Швейцарии Протопопов начал писать книгу. Когда он сказал, что сам, случается, читает написанное часами и не может оторваться, я вдруг поняла, что эту книгу он никогда не отдаст ни одному редактору в мире: для него она (как, впрочем, и фильм) - выношенный и выстраданный ребенок. А собственных детей не отдают в переделку. А может быть все дело в том, что он и не стремился выставлять свою с Милой жизнь напоказ. Сказал однажды, что никогда не хотел бы увидеть, как эту жизнь кто-то продает с аукциона.

Вернувшись с того чемпионата, я написала:

"…Можно осуждать легендарных спортсменов за эгоизм, который до сих пор, случается, сквозит в их поступках и высказываниях. А можно просто позавидовать паре, пронесшей фантастическую преданность друг другу и любимому вида спорта через всю свою жизнь. Какая разница, что думаем о них мы? Они заслужили право иметь собственное мнение о мире фигурного катания, в котором, несомненно, навсегда останутся как самая большая его легенда…"

На самом деле Белоусова и Протопопов в своей долгой спортивной карьере, в которой, применительно к фигурному катанию, так и не появилась приставка "после" вовсе не были несчастны. Рассуждая о жизни, в которой судьбы супругов были спаяны так крепко, что не разорвать, Олег Алексеевич как-то сказал, что до сих пор, о чем бы ни шла речь, ставит перед собой (а значит и перед Милой) только максимальные цели, поскольку максимальная цель дисциплинирует, помогает сохранить психику свежей. Он собирался жить очень долго, подчинил этой идее весь бытовой уклад, тщательнейшим образом штудировал любую информацию о здоровом питании, об очищении всех жизненно важных органов. В эту же систему были органично вписаны тренировки, всевозможные мероприятия по восстановлению и даже отпуска, к каждому из которых пара готовилась предельно тщательно.

К сожалению, Протопопов так и не сумел заставить жизнь играть по своим законам: в 2009-м у него случился инсульт. Тогда легендарный фигурист сумел не просто полностью восстановиться, но стал относиться к себе с удвоенной требовательностью. Но еще через несколько лет у Людмилы диагностировали рак…

А теперь она ушла навсегда, оставив тем, кто ее знал и любил, светлые воспоминания, а Олегу - страшное испытание: продолжать жить в одиночку. Дай бог ему сил на это…

Лиричный стиль феноменальной пары Людмила Белоусова - Олег Протопопов до сих пор остается эталоном катания двух влюбленных друг в друга и в лед людей. «Грезы любви» на музыку Ференца Листа в 1964 году в Инсбруке были золотыми - первые золотые медали в истории советского фигурного катания! На Играх в Гренобле-1968 пара вновь стала первой, между Играми четыре раза став чемпионами мира и Европы.

Эти двое не знали, что такое быть похожими на других. Но знали, чувствовали, верили, что их работа – уникальна. И хотели идти только своим путем. Уйдя из спорта в 1972-м, работали в ленинградском балете на льду, а в 1979 попросили политического убежища в Швейцарии. Они хотели свободы, прежде всего творческой. Потеря званий, вычеркнутые имена из наших спортивных справочников – все это не мешало их любви. А значит, не мешало кататься. Смысл жизни перепечатанные справочники не затронули.

«Думаете, мы не были патриотами? - говорил в интервью «МК» Олег Алексеевич. - Да готовы были все отдать ради Родины. Иначе, зачем бы катались, когда у меня было кровотечение на Олимпийских играх в Гренобле - были камни в почках и жуткие колики, а операцию делать нельзя: при разрезанной мышце живота пришлось бы забыть о поддержках. Оставшись в Швейцарии, сразу же сказали местным властям, что причины нашего побега - чисто творческого характера. В нас все время что-то не устраивало Россию: то мы были слишком спортивны, то чересчур театральны, потом наоборот. Потом нас перестали пускать на соревнования, приглашать на показательные выступления... Мы не давали управлять собой. Наверное, в этом была вся суть наших конфликтов».

В это трудно поверить, но Белоусова – Протопопов катались и до последнего времени. Кому-то это казалось, при всем уважении к фигуристам, даже лишним. Всему, мол, есть свое время. Но не кататься для них, не выходить на лед было все равно, что не дышать. А значит, не жить. «Наша сила только в том, что мы каждый день выходим на лед. Если потеряем его - потеряем все...».

В 1999 году впервые после побега они прилетели в Москву и Питер. Их тогда пригласил Вячеслав Фетисов на финал Гран-при по фигурному катанию в Петербурге. А Олег Алексеевич, принимая приглашение, не замедлил уточнить: «С чего это вдруг и в качестве кого? Не свадебных ли генералов?». В этой роли они себя видеть не хотели.

Когда поняли, что их ждут по-настоящему, сказали, что были бы счастливы хотя бы час покататься на незабываемом для них льду «Юбилейного». Это ведь был первый дворец в Питере, построенный еще при Хрущеве. Когда-то при личной встрече с Хрущевым легендарные спортсмены говорили о том, что не может Ленинград оставаться без ледового дворца. Он поддержал их идею, поддержали и болельщики, которые по рублю в письмах присылали фигуристам деньги на строительство катка.

…Тоненькая, хрупкая Людмила рядом с партнером и мужем в аэропорту казалась какой-то нереальной. Как смогла природа спрятать такую мощь характера в столь легкой, до прозрачности, оболочке? «В фигурном катании должна быть тайна, как в женщине», - скажет Олег Протопопов. В Белоусовой была тайна. Ее не надо разгадывать, можно только восхищаться и помнить.

«МК» встречал знаменитых фигуристов тогда в Шереметьево. Они потом еще прилетят в Москву несколько раз. И даже были на Олимпийских играх в Сочи. Но та первая встреча после столь долгого перерыва, осталась в памяти ярким воспоминанием.

«Часовые любви» - так назывался репортаж «МК» из Шереметьево.

Сегодня Олег Протопопов остался один. Жена, партнерша, соратница, друг, его великая тайна ушла, покинув пост. И – осталась. Как символ безграничной любви, верности и веры…

«МК» повторяет интервью, данное фигуристами в первые же минуты после возвращения. Ни один из ответов не нуждается в корректировке. Отвечал на вопросы Олег, но Людмила все время была рядом и кивком соглашалась, не теряя легкой улыбки ни на секунду.

…«Мила! Олег!» - несколько верных друзей великих Белоусовой и Протопопова метались между только что прилетевшими легендарными фигуристами, пытаясь оттеснить фотокорреспондентов и телекамеры около VIPовской лестницы прилета в «Шереметьево». Двадцать четыре года - это так много... «Много», - кивала Людмила, источая такое обаяние улыбкой, что хотелось просто застыть рядом и не двигаться.

Двадцать четыре года не видела Россия своих первых олимпийских чемпионов по фигурному катанию. За эти годы - сколько их было, чемпионов!.. Но Белоусова-Протопопов - неповторимые. Гордые, но не заносчивые. Швейцарцы по паспорту, но - русские. В «Шереметьево» они были счастливы. И - растроганно говорили «спасибо» всем встречающим. «Вам спасибо, что приехали», - несколько ошарашенно от такого «незвездного» поведения отвечали присутствующие...

- Людмила, Олег! Коньки с вами?

Конечно, мы хотим потренироваться в Петербурге, в «Юбилейном». Вспомнить, как говорится, молодость, хотя мы и не стары...

- Разрешите вам вручить номер «МК»: мы вчера уже сообщили о вашем приезде...

Спасибо огромное: «Московский комсомолец» мы только что прочитали в самолете. Не ожидали, что это будет так трогательно!

- Вы изумительно выглядите...

Мы стараемся. Надо же держать себя в форме! Людмила весит 42 килограмма, я - 64. На отдыхе можем прибавить пару килограммов... Но это наш боевой, соревновательный вес. Да, мы даже похудели немного по сравнению с прошлым: во всяком случае, костюмы, в которых мы выступали на Олимпиаде в Гренобле еще в 68-м году, сегодня слегка великоваты.

- Вы знаете, что многие в России до сих пор просто мечтают увидеть вас снова на льду?

Видимо, потому, что знают, что со льдом мы не расстаемся. Конечно, тройные прыжки мы не делаем - один-два оборота. Но все обязательные элементы парного катания - поддержки, вращения, спирали... - все это есть. И уверены - будет очень долго. Просто вестибулярный аппарат надо укреплять. Встаешь на деревянный крутящийся диск и в разные стороны вращаешься - чем больше, тем лучше. Сделать 23 полных оборота с закрытыми глазами для нас - не проблема. А потом и не проблема выдержать три-четыре с половиной минуты на льду.

- Сейчас, когда вы уже ступили на московскую землю, эмоции захлестнули?..

Мы как во сне: вот только что Мила в самолете заполняла анкету, въездную декларацию... И написала, что не Госкомспорт нас пригласил, а Госконцерт. По старой памяти написала. А это было ровно 24 года назад, когда мы уезжали из Советского Союза - и как раз по линии Госконцерта. Я ей говорю: «Слушай, это было как будто вчера! Вот мы вчера уехали, а сегодня - приехали...» Какая-то фантастика!

- Вы готовы к потрясениям, которые вас ожидают, начиная даже с того, что Москву просто не узнаете?

А я не знаю - мне кажется, мы никуда не уезжали. Вот только лица новые и молодые вокруг нас видим - не представляете, как это приятно!

- Честно: не страшно было принимать приглашение?

А чего опасаться?..

- «Мы отрезали от себя прошлое раз и навсегда. Мы люди очень решительные... К тому же каждый день в своем доме смотрим ОРТ, НТВ и российский канал. То есть в курсе всех событий вашей сегодняшней жизни. Достаточно посмотреть на это пять минут, чтобы отпала всякая охота приезжать сюда. Если когда-нибудь приедем, то только в качестве артистов, чтобы выступить перед земляками», - это вы говорили в летнем интервью «МК». Почему же сейчас приняли приглашение?

Мы решили, что не вправе отказаться. Нас пригласил председатель Госкомспорта Вячеслав Фетисов - и это было впервые за 48 лет нашей спортивной жизни. Такой чести нам не оказывали даже после Олимпийских игр, когда мы выигрывали. Тогда нас встречали, конечно, по-другому, но не будем вспоминать старое... Естественно, мы знали, что многое изменилось. Но опасений никаких, так как мы летели в новую страну и новую Россию.

- Но и в новой России хватает беспорядка - может, лучше было сохранять какие-то иллюзии?

У меня на столе тоже полный беспорядок, но я в нем очень хорошо ориентируюсь и нахожу все вещи, которые мне надо. Так что если на нашей родине что-то и не в порядке, то есть и люди, которые, с умом и хорошими мозгами, хорошо в этом разбираются.

- Вы никогда не выпадали из фигурного катания, сами продолжаете кататься и комментируете...

Да, нас иногда спрашивают: а вы отслеживаете новые имена? Мы их не отслеживаем - на радио «Свобода» вот уже семь лет освещаем крупнейшие соревнования. Порой и по ночам приходится работать. Так что мы не отслеживаем, а постоянно находимся в хорошем курсе событий. Можем предсказать и будущее: будущее - за теми, кто умеет и хочет работать. Спать России не надо в любом случае: на Востоке не спят...

- Судей критикуете?

Судейство всегда было разным. Никакая компьютерная система не заменит человеческого глаза, а самое главное - профессионального взгляда на самого себя. Если я буду смотреть на компьютер, то точно ошибусь. Ведь компьютер помимо прочего - это создание искусственное, самого же человека. А он начинает потом ему же и верить - хотя сам сделал программу. Но я ведь могу так программу сделать, что она и выбор сделает, как я хочу! Так что элемент субъективности все равно неизбежен в фигурном катании. И в этом - тоже суть конкуренции. Другое дело, что хочется, чтобы конкуренция была все-таки справедливой. А не так: выходит какой-то администратор от ИСУ - и вдруг еще одной паре дает медаль! Я бы в жизни не пошел на такое награждение: я или чемпион, или полу-чемпион, извините меня!..

- Вы расстраиваетесь, наблюдая за сегодняшним фигурным катанием?

Знаете, в фигурном катании должна быть тайна, как в женщине. Когда есть эта загадка - тогда интересно. Нет, нас ничего не расстраивает - уже не в том возрасте, когда переживают по такому поводу. Тем более что мы занимаемся своим делом и пытаемся кататься так, как нам хочется. А однодневки - они покатаются и уйдут, и больше их никто никогда не увидит.

- Если вам предложат в Москве или Питере консультировать кого-то из спортсменов - примете предложение?

За 24 года не было просьб о консультации. Да, честно говоря, если такие люди, как Стасик Жук, были не очень востребованы... О чем можно говорить?! 138 медалей заработал Жук для своей страны - и его не пускали на каток ЦСКА! Но, несмотря на то, что мы не тренируем сегодня - тренируют наши бывшие ученики, и у них есть чемпионы мира: у Вали Николаева была Оксана Баюл, у Великовых - Шишкова-Наумов, Петрова-Тихонов... И потом: мы пытались несколько раз тренировать, но поняли, что, отдавая что-то другим, не можем нормально тренироваться сами. Настоящий тренер не может работать вполсилы. А на себя и на других энергии может просто не хватить. Мы пока еще стремимся кататься, и значит - не можем отрывать от себя слишком много. Но дать совет детям, которые катаются рядом, естественно, бесплатно, - это мы можем. Детям нельзя отказать.

Сейчас вы увидите Москву и роскошные дома, которыми она обросла. Допускаете мысль, что захочется вернуться, купить квартиру?..

Наш главный дом - это лед. Там, где есть лед, там и наша квартира. А мысли... Мы все равно очень благодарны своей стране: с одной стороны, она нас вырастила, но могла и стереть в порошок. Швейцария - та страна, которая оказала поддержку в трудную минуту, сохранила нам жизнь, у нас теперь другое гражданство. Но мы как были русскими, так и остались...

В 1994 году мы получили швейцарское гражданство. Но мы - не герои этой страны. В Швейцарии есть свои легенды. Если бы мы выиграли что-либо, выступая под их флагом, - тогда другое дело. Мы были там на гастролях от того самого Госконцерта. Остались - и сразу заключили контракт с американским балетом на льду. Спустя полтора месяца после побега мы уже вовсю гастролировали. У нас не было ни денег, ни угла... Когда мы объявили, что в Россию больше не вернемся, - к нам тут же пригласили полицейских, которые забрали советские паспорта. Их мы больше никогда не видели, потом нас привезли в один отель, потом - в другой... До сих пор мы не знаем того места, где нас прятали (так как нас разыскивали советские спецслужбы), - лишь после того, как было объявлено о предоставлении нам политического убежища, можно было начать думать о своем угле.

Но все это уже было вторично. Главное - мы были на льду, могли тренироваться... Поэтому я и говорю: наша квартира - там, где лед, на котором мы катаемся!

Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в